Участники трагических событий
и бытовых обычных мордобитий,
какие б ни разыгрывались сценки,
всегда вы ошибались в их оченке.

Вы правы и лукавы в одночасье,
а беспристрастен
тот, кто непричастен.


Идей высоких светлые мотивы!
Как потускнел ваш негасимый свет.
Разумной нету вам альтернативы.
Разумных воплощений тоже нет.

Служил идеям светлым я. И где я?
Что получил от этих я идей?
Я понял: - Чем гуманнее идея,
тем больше ставших гумусом людей.

Покуда ЭТИМ мы бедны,
мечтой о равенстве больны.
Когда мы ЭТО заимеем,
никто к нам подойти не смеет.


Эта книга - история моей страны, которую
населяют ОНИ.

И вот первый стих о них -

То погаснет, то затеплится
к человечеству любовь,
потому что оно делится
на людей и на жлобов.

А в какой дележ пропорции?
- Да, один, примерно, к стам.
Но бывает так, что порчу я
человечество и сам.

Кстати, Нестора-летописца помните?
Полагаю, именно по моей книге будут изучать
достоверную историю за наблюдаемый мною
период очень интересного времени, а в интере-
сных временах вполне известно какая жизнь.
Один мудрый китаец хорошим людям ее не
пожелал. Но я на нее не в особой обиде:
остался жив и было интересно.

ОНИ
Довольно часто мы употребляем
в сердцах местоимение – ОНИ,
о тех, кто иногда уподобляет
себя царям и буддам в наши дни. *)

О тех, кто разъезжает в лимузинах,
кто за границей чаще, чем у нас,
кого не встретишь с сумкой в магазинах,
на чьих столах – и в будни ананас.

Но, временами, было бы уместно
себе вопрос коварный задавать:
- Сумел бы Я на их высоком месте
себе кусок потолще не урвать?

Сумел бы жить тревогами народа,
во всем себе отказывать, порой,
и смог ли бы не мазать бутерброды
со всех сторон плывущею икрой.




Но если нет такого в нас уменья,
то будоражить не к чему умы
и злоупотреблять местоименьем -
ОНИ. ОНИ – такие же, как МЫ.

*) Написанное в 1975 г., думаю, уместно
будет во всех грядущих веках.


Автобусы в час пик

Попробуй не быть нервным,
когда в порыве гневном
штурмуешь ежедневно
автобусы в час-пик.
И, сдавленный в лепешку,
приплюснутый к окошку,
как будто сквозь подушку
ты слышишь чей-то крик:

- Товарищи, чуть выше,
продвиньтесь в середину,
немножечко пройдите,
прошу вас не грубя!
В ответ товарищ слышит:
- Куда ты прешь, скотина!
Не видишь, что водитель
стоит из-за тебя.


Сегодня я в автобус
залез в числе последних.
За что бы уцепиться,
взволнованно ищу.
И, умоляя, чтобы
продвинулся передний,
на кончике мизинца
вишу я и кричу:

- Товарищи, чуть выше,
продвиньтесь в середину,
немножечко пройдите,
прошу вас не грубя.
В ответ, конечно, слышу:
- Куда ты прешь, скотина?
Не видишь, что водитель
стоит из-за тебя?



Последнее усилье –
и вот я на ступеньке.
Но почему автобус
не едет не фырчит?
Весь от натуги синий,
за мной какой-то пентюх
в автобус влез и тоже
униженно кричит:

- Товарищи, чуть выше,
продвиньтесь в середину.
Немножечко пройдите,
прошу вас не грубя.
а я ему: - Потише.
Куда ты прешь, скотина?
Не видишь, что водитель
стоит из-за тебя.



Какие бы идеи
землей не овладели,
на ней, хоть царство божье,
хоть рай провозгласи,

но будет мир поделен
на тех, кто сидя едет
и тех, кто на подножке
автобуса висит.

В эпической манере

Страна моя – заноза и зазноба.
Пускай не мне от бед тебя спасать,
в эпической манере Глазунова
хочу я твой портрет живописать.
Вот твой мужик – кондовый и посконный –
народ, который «власть завоевал».
На грудь он принял банку самогона,
в охапку бабу – и на сеновал.

А вот шахтер с улыбкой белозубой,
что счастлив рыть “глубины темных руд”.
А вот оркестр всей мощью меднотрубой
стахановский шахтерский славит труд.
Вот магазин, один из тех, в которых
настала “изобилия пора”.
Везде, где раньше снеди были горы –
сегодня кабачковая икра.


Вот сгорбленный советский обыватель,
из очереди в очередь бредя,
то мылом озабоченный, то ватой,
он жизнь свою провел в очередях.
Вот секретарь райкома. Он, как будто,
в заботах о народном благе весь.
Неясно только, где такую будку
на кабачках одних он смог наесть.

А вот – охрана, чести не роняя,
обута и одета, и сыта,
расставив ноги, входы охраняет
во всяческие сытные места.
Вот – серый дом, где серые костюмы
и кожаные строгие пальто.
Попав сюда на следствие, отсюда
на божий свет не выходил никто.



Вот лошадь экономики хромая
везет экономистов грузный воз.
Они, плоды чужие пожиная,
сожрали все, а нынче жрут овес.
А вот плановики и контролеры.
Они не меньше прочих есть хотят
и ложками об миски дружным хором
над ухом работяги тарахтят.

А вот бараков грязных клиентура,
зачуяв демократии рассвет,
попискивать пытается культура.
Рассвет – он, вроде, есть. Культуры нет.
А вот юриспруденция хлопочет,
прудит законов новых целый пруд.
Но щупальцами ей бока щекочет
все тот же, на закон плевавший, СПРУТ.



А вот и спрут наш, миллионолапый,
со скромным правом – кадры расставлять
и средней невысокою зарплатой
(Чем всех нас продолжает удивлять)

Вот бард, мечтой о славе одержимый,
вокруг плохое видя лишь одно,
о беспросветном свинстве нашей жизни
эпическое пишет полотно.

Он свой шедевр творит, то горько плача,
то заунывно пробуя шутить.
Ведь за картину не ему заплатят.
Ему придется за нее платить.

Вот она – моя страна

Вот она – моя страна пьяни да уродов,
где всегда идет война власти и народа.
Если житель ее ты, то пропал навеки.
Половина в ней – менты, остальное – зеки.
Коммунизм, капитализм – все «пиши пропало».
И не вспомнить, сколько клизм здесь мне перепало.
Разменять бы мне жилье за моря и горы.
Половина здесь – жулье, остальное – воры.

Я другую не ищу. В ней бы петь мне песни.
Может я переборщу, но признаюсь честно –
К тем, что тупы и грубы, зря я – со стихами.
Половина здесь – жлобы, остальное – хамы.
На галерке ты сидишь, или же партерно,
зря торопишься судить обо мне ты скверно.
Может грязью обольешь, может, дашь награду.
Половина в песне – ложь, остальное – правда.


Какие леса и поля

Какие леса и поля!
Здесь праздник, здесь пир у природы.
Зачем же такая земля
досталась такому народу?

Господь, эту землю деля,
кому этот ломоть ты отдал?
Зачем же такая земля
досталась такому народу?

Все крысы бегут с корабля.
Команда здесь – пьянь да уроды.
Зачем же такая земля
досталась такому народу?

Вновь выбрали здесь короля –
кого-то навроде Мавроди *)
Как жаль, что такая земля
досталась такому народу.

Пою, окружающих зля.
Опасней не пели пародий –
Зачем же такая земля
досталась такому народу

*) Основатель траста «МММ»

Потребность ненавидеть

Живу всю жизнь в курной избе,
где вы – хозяевами.
Не вылезаете из бед.
Я в бедах вместе с вами.
Друг другу подлости всегда
вы учинять готовы.
Я столько вас перевидал,
что не скажу вам, кто вы.

Я города не назову,
не назову страну я
(в которой я всю жизнь живу
и рву свою струну я).
А мне б давно ее забыть,
покинуть и не видеть.
Порой, острее, чем любить,
потребность – ненавидеть.

Не надо мне Отечества

Не надо мне Отечества иного,
но славить его песней не берусь.
Вот и сегодня не решаюсь снова
назвать своею родиною Русь.
Порой мне зябко под родною крышей,
среди твоих веселых сыновей,
и сыном быть, и в то же время слышать:
- Но ты же ведь не русский, а еврей.

Но, если бы не пасынком,а сыном
тебе я был, Отчизна, по крови,
признанием возвышенно красивым
не стал бы осквернять своей любви.
Ведь стало средством, чересчур известным,
для достиженья почестей и благ,
вывешивать на самом видном месте
своей любви и преданности флаг.



Измена

Я не терплю привычных истин
и тех, кто их привык ценить.
В своем намереньи я искренен –
любой из истин изменить.

Твердят, что низменна измена
и все заботятся о том,
чтобы гасить очаг семейный
измена не проникла в дом.

Но, в век идей многострадальных,
не воплощенных ни во что,
пора найти ей оправданья,
раз не находит их никто.

Измена – тяга к перемене
унылых лиц и скучных мест.
Платить изменой за измену –
как справедлива эта месть..

Какой кулик свою трясину
рассветной песней воспоет,
когда ни пасынка, ни сына
трясина в нем не признает.

И утверждать я это смею:
- Пора кончать ее казнить.
Ведь без нее, ведь без измены
мир невозможно изменить. *)

*) Но меняется мир, к сожалению,
всегда только в одну - худшую сторону

СЛОВО И ДЕЛО

Что-то снова у нас говорится одно
и совсем другое творится.
«Слово с Делом ни в чем разойтись не должно» -
так давно на Руси говорится.
Но всегда расходились слова и дела.
В казематах известных отделов
вновь заплечная сила в России взошла –
просыпайся «Слово и Дело».

- Ну, ребятушки, дружно. Настала пора
топором поработать умело.
И до хрипа работали мастера.
И хрипело Слово и Дело.
Боже, иже если ты на небеси,
сделай так, чтоб их рать поредела
тех, что верой и правдою на Руси,
вечно служат «Слову и Делу».



Стихи в автобусе

Однажды я стихи писал в автобусе,
а за моей спиной субъект стоял.
Через плечо все заглянуть он пробовал,
а я листок ладонью прикрывал.

- Гляжу я – вы все пишете да пишете, -
занятье он мое остановил.
А я интересуюсь – чем вы дышите?
И удостоверенье предъявил.

Читая, морщил лоб он озабоченно,
не понимая, чем я тут дышу.
Спасибо моему родному почерку,
что вновь стихи в автобусе пишу.


Пройдемте

Мне кажется, что скоро
вы расстанетесь со мной.
Я чувствую, что скоро мне придется

услышать за моею
худосочною спиной
короткое и тихое: - Пройдемте.

Конечно же, товарищ
будет в коожаном пальто
покроя из «Семнадцати мгновений» *)

и думаю, что вслух
никто не справится о том,
куда девался ваш покорный гений.

*) Самый известный в СССР сериал.

Отдайте досье

Вошли сюда без билета Вы,
у врат предъявив мандат.
Надеюсь, не с того света он,
ведь мне не пора туда.
Персона Вы, видно, важная.
Я Вас не зову на ринг.
Но рад я визиту Вашему.
Хотите? – Поговорим.

Вношу я вам предложение –
создать кооператив,
в подвале, где ждет сожжения
застойной поры архив.
Всем спискам эпохи каменной
устроим аутодафе.
В, служивших для пыток, камерах
соорудим кафе.



Чтоб был гардероб .. из виселиц,
а кресла – из старых плах.
Когда б оно свет увидело,
какой бы в нем был аншлаг.
И все металлисты лучшие,
шипы свои нацепив,
играли бы там в наручниках,
в одной на ансамбль цепи.

Не слышу ответа Вашего.
Согласны Вы, или нет?
(Ведь в стенах своих отважны Вы
с добычей наедине).
Надеюсь, Вы не расстроились,
прослушав куплеты все.
А если Вы перестроились –
отдайте мое досье.

На концерт

Ко мне они приходят на концерт,
чтоб помурлыкать кошкою над мышкой.
Но знаю – на стволе не дрогнет мушка,
когда я попаду на их прицел.

Мерещится все явственнее мне,
как кто-то, мне вчера рукоплескавший,
размажет завтра мозг мой серой кашей
по свежеперестроенной стене.

А тот, кто первым выкрикнул: - Качать!
Прозрев и осудив порыв внезапный,
еще активней первым крикнет завтра: -
Кончать его родимого, кончать!

Угрюмое зданье

Угрюмое зданье – гранит и бетон
на площади у собора.
В парадные двери не входит никто,
на окнах застыли шторы.

Но здание бдит, за мною следит,
в кино ли я, на свиданьи.
Вы помните, мсье, что ваше досье
покоится в этом зданьи?

На площади шумно: ликует народ
по случаю переворота.
И, кажется, зданье вот-вот отопрет
для свадеб свои ворота.

Но здание бдит, за мною следит,
в кино ли я, на свиданьи.
Вы помните, мсье, что ваше досье
покоится в этом зданьи?

Пусть умер тиран и новый наш строй
в свободный покрой рядится,
но, кто бы ни правил, для власти любой
досье мое пригодится.

И здание бдит, за мною следит,
в кино ли я, на свиданьи.
Вы помните, мсье, что ваше досье
хранится все в том же зданьи?

На Лукъяновке

На Лукъяновке этот клад ищи.
Лучше пищи нет для ума.
Пусть для всех там закрыто кладбище,
там открыта еще тюрьма.

На Лукъяновке нет уж ярмарки.
Я завидую вам, отцы.
Хоронила вас на Лукъяновке.
Нас увозят на Берковцы.

Стены прячут нас со стыдливостью
и не слышен в них божий глас.
С социальною несправедливостью
здесь я встретился с глазу на глаз.


Что украл я? Да самую малость –
клифт и шкары на выставке мод.
А теперь я за это маюсь
на Лукъяновке третий год.
Не сидят со мной воротилы.
Если б за руку их схватить,
сбережений бы их хватило,
чтобы всех нас озолотить.

Ну, а наши цари и судьи!
Если б разом их дач лишить,
можно было б в течение суток
весь квартирный вопрос решить.
На свободе давно пировал бы я –
хочешь – в Крым, а хочешь – в Нарым.
Но того, что наворовал я,
не хватило судье на калым.



Очень жаль, что был раньше не в курсе я.
Отчего – до сих пор не пойму
как на фабрику – на экскурсию
не водили нас в школе в тюрьму.

Если б раз показали в школе мне
нары будущие мои,
нынче не был бы вор в законе я,
а пошел бы служить .. в ГАИ.

Брал бы взятками, драл бы штрафами.
Мне б сберкасса открыла счет.
Пил бы водку и жил бы графом я,
и везде бы имел почет.

Огороженный квадрат

Над ночной замерзшею Сибирью
плыл наш «Ил», как будто сквозь века.
Вниз глядел я, огорошен ширью,
где на тыщу верст – ни огонька.

Вдруг, о, удивительное чудо!
С высоты увидеть был я рад,
взявшийся неведомо откуда,
светом огороженный, квадрат.

Вот он – след живого человека!
И, с немым восторгом глядя вниз,
думал я, что в двадцать первом веке
эту тьму осветит коммунизм.

Но недолго млел я от восторга.
Я внезапно понял, что квадрат –
след бесчеловечности жестокой,
злобы человечьей КОНЦЕНТРАТ.

И в комфорте авиасалона
над безлюдьем диких гор и рек,
понял я, что нету мне резона
торопиться в двадцать первый век.

ВЕЧНЫЕ КАТЕГОРИИ

ОБМАН-БРЕХНЯ

ИНИЦИАЛЫ

ОН

ОНА

ОНИ

И Я

МОЛОДОЕ УПРУГОЕ ТЕЛО

ЛЮБОВЬ

ЭТО